Разо­млев­шие негры, полу­при­крыв гла­за длин­ны­ми рес­ни­ца­ми, раз­ва­ли­лись на сту­пе­нях церк­ви и друж­но луз­га­ли семеч­ки. Нет, попу­тал – лущи­ли оре­хи, а может быть, ара­хис. В саха­ре? Ну, посколь­ку сами из Саха­ры, то пусть будут в саха­ре. На пло­ща­ди перед цер­ко­вью носи­лись с мячом измож­дён­ные от сто­я­чей жары, тупо­го азар­та и, взя­той ими же с утра гон­чей ско­ро­сти, белые (как водит­ся, бейс­бол­ки с козырь­ка­ми на затыл­ках, уни­фор­ма ввс и про­чие при­зна­ки вырож­де­ния). Цвет­ные тихо кури­ли свою воню­чую тра­ву в сто­рон­ке. Стоп. Не было цвет­ных. Зато на про­ти­во­по­лож­ном кон­це пло­ща­ди, неболь­шая тол­па румя­ных иеши­бот­ни­ков настыр­но тес­ни­ла к углу сина­го­ги трёх блед­ных шикс, по-види­мо­му, ведясь на исхо­дя­щий от них аро­мат пар­фю­мер­ной лав­ки впе­ре­меш­ку с табач­ным дымом. Нет, ско­рее все­го и дыма не было, посколь­ку стем­не­ло, а зна­чит, начал­ся шабат, и оди­но­кий штраймл рас­ка­чи­вал­ся непо­да­лё­ку, нев­по­пад рас­кры­вая свой рыбий рот с поку­сан­ны­ми губа­ми, то пыта­ясь вспом­нить и вымол­вить что-то из оче­ред­ной гла­вы, то захлё­бы­ва­ясь слиш­ком боль­шим глот­ком вечер­не­го воз­ду­ха. В эту чёр­но-белую (помни­те, мы убра­ли цвет­ных) кар­ти­ну мож­но было бы доба­вить вата­гу пья­ных румын, паля­щих из пистон­ных писто­ле­ти­ков в дерз­ко ухмы­ля­ю­щу­ю­ся луну, кото­рой всё надо­е­ло до тран­силь­ван­ских чёр­ти­ков настоль­ко, что она, ничто­же сум­ня­ше­ся, щед­ро раз­ли­ва­ет по пло­ща­ди свой свет тягу­чи­ми вин­ны­ми лужа­ми, в чьих отра­же­ни­ях вни­ма­тель­ный чита­тель под­ме­ча­ет мор­ду задум­чи­вой соба­ки, под­ма­хи­ва­ю­щей хво­стом в такт неуём­ной скрип­ке в тер­за­ю­щих её руках уве­си­сто­го джентль­ме­на в окне вто­ро­го эта­жа над апте­кой, ста­ра­тель­но и напрочь игно­ри­ру­ю­ще­го визг­ли­вую мадам (допу­стим, тре­тью по офи­ци­аль­но­му счё­ту супру­гу), по теле­фо­ну при­зы­ва­ю­щую поли­цию поло­жить конец мек­си­кан­ской стряпне в сосед­ских апар­та­мен­тах. Забыл, вычерк­ну­ли же цвет­ных. Ста­ло быть, вычёр­ки­ва­ем и жену, заме­нив её на маде­му­а­зель без опре­де­лён­ных заня­тий. Впро­чем, луч­ше на дру­га-худож­ни­ка, сотво­ря­ю­ще­го не музы­каль­ный порт­рет скри­па­ча, а непре­хо­дя­щий шедевр всех вре­мён. На полотне его (моно­хром­ном, но зато сколь­ко оттен­ков!) рас­по­ло­жи­лись (сле­ва напра­во): читай с начала!