Ёжась спро­со­нья в сует­ных и обре­чён­но-бес­тол­ко­вых попыт­ках натя­нуть усколь­за­ю­щий плед одно­вре­мен­но и на дро­жа­щий под­бо­ро­док и на леде­не­ю­щие ноги, неожи­дан­но наты­ка­юсь на про­тя­нув­ший­ся и стру­я­щий­ся тёп­лой золо­той нитью из даль­не­го угла, слов­но про­рвав­ший­ся из холод­но­го ниот­ку­да свет уже не чаян­но­го мая­ка, луч невесть из каких мест взяв­ше­го­ся взгля­да. Мер­цая из-за нерв­но подра­ги­ва­ю­щих рес­ниц и тон­ких веток, он более чем крас­но­ре­чи­во мол­чит о том, что вот-вот часы про­бьют пол­ночь, кото­рую мы встре­тим вдво­ём, нале­тит метель, а может музы­ка про неё, или в кото­рый раз пере­чи­тан­ная нака­нуне повесть, и под её вих­ря­ми нас никто не заме­тит, не узна­ет, не оклик­нет по име­ни. Вол­шеб­ные дары перей­дут из рук в руки, пере­те­кут из губ в губы, затря­сут­ся, зазве­нят и затрень­ку­ют нево­об­ра­зи­мо огром­ные серёж­ки, рас­пол­зёт­ся мишу­ра блё­сток, зашур­шат нетер­пе­ли­во и ярост­но раз­ди­ра­е­мые обёрт­ки, и, после син­ко­пич­ной запя­той, вос­ста­нав­ли­вая дыха­ние, она не поску­пит­ся на ещё одно, самое уди­ви­тель­ное сло­во: «сно­вым­го­дом»…

Кто-то заце­пил плед, и мохе­ро­вые колюч­ки зашур­ша­ли в попыт­ках заце­пить­ся за вче­раш­нюю щетину.

– Пахо­мыч, а кто… то есть, где…?

– Не вол­нуй­тесь, барин – ёлку-то я уж снёс. Будет празд­но­вать. Надо б к сле­ду­ю­ще­му разу новых лам­по­чек при­ку­пить, а то ста­рые тол­ком и не горят, всё мигают.