Пом­нишь это ощу­ще­ние с остыв­шей круж­кой в руке у заско­руз­ло­го окна с пау­ти­ной за пыль­ной тяже­стью кулис крас­но­го бар­ха­та скри­пу­чей сце­ны опу­стев­ше­го зала веч­но­зе­лё­но­го цве­та на том эта­же, где кон­ча­ет­ся лест­ни­ца? Вечер­ние сумер­ки пере­те­ка­ют мед­лен­но рас­па­ля­ю­щи­ми­ся фона­ря­ми в пере­бои чув­ства, но кни­га так и недо­чи­та­на: она где-то дале­ко, недо­ступ­на для вос­по­ми­на­ния о том, куда ты её поло­жил, так же, как непо­ступ­ны семе­ня­щие вни­зу по ули­це про­хо­жие. А рядом чудом уце­лев­ший рояль поче­му-то без сту­ла и тебе негде при­сесть, что­бы не пере­пач­кать­ся. Твоё рабо­чее место сто­ро­жа (стол с лам­пой, над ним ящик с клю­ча­ми и топ­чан в раз­де­вал­ке) вни­зу, но спус­кать­ся неохо­та, да и неза­чем. Ты дела­ешь шаг от поблёс­ки­ва­ю­ще­го в тем­но­те роя­ля к себе, и меж­ду вами (то есть, меж­ду тобой и… как бы тоже тобой; пом­нишь, в дет­стве ты часто чув­ство­вал себя боль­шой и тяжё­лой кап­лей воды, пере­ка­ты­ва­ю­щей­ся в огром­ном и пустом кос­мо­се) пови­са­ет неук­лю­жее мол­ча­ние пер­вой бли­зо­сти. Сей­час ты уже совсем дру­гой. Но поче­му-то луч­ше ска­зать дру­гая. При­мер­но, вот так:

Душа сто­я­ла у окна и пила чай. Вокруг царил бес­по­ря­док. На полу повсю­ду валя­лись раз­бро­сан­ные, пожел­тев­шие стра­ни­цы ском­кан­ных радо­стей, на под­окон­ни­ке пыли­лись уны­лы­ми серы­ми стоп­ка­ми ста­рые оби­ды и забы­тые горе­чи, в углу тор­ча­ли облом­ки чьих-то недо­тя­нув­ших­ся рук. Когда-то они обни­ма­ли её, закры­ва­ли гла­за и пах­ли чужим домом. Надо бы при­брать­ся, что-ли… Торо­пить­ся неку­да, тол­ку в этом ника­ко­го. По боль­шо­му счё­ту, мет­р­во­семь­де­сят её фигур­ки, выто­чён­ной масте­ром по совре­мен­ным 90/60/90 лека­лам, нико­му не нуж­ны, кро­ме слу­чай­но встре­чен­ных незна­ком­цев, кото­рым Душа отда­ва­лась без­от­чёт­но. Она при­во­ди­ла их сюда, на этот чер­дак, дере­вян­ный настил кото­ро­го нерв­но поскри­пы­вал при каж­дом их шаге, поце­луе, или объ­я­тии, и каж­дую мину­ту гро­зил обру­шить­ся, погре­бя под сви­ми облом­ка­ми страсть, рас­ша­тав­шую и под­ко­сив­шую его сво­ды. Каза­лось, они не заме­ча­ли это­го, часа­ми напро­лёт про­ве­ряя её тело на упру­гость, вынос­ли­вость и иску­шён­ность. А сего­дня ей пред­сто­ит весь день сто­ять у окна и смот­реть вниз на про­хо­жих. При­дёт­ся упу­стить ещё одну ночь, что­бы ждать сле­ду­ю­ще­го утра. Утро – непод­хо­дя­щее вре­мя, нерв­ные подёр­ги­ва­ния души не вид­ны при све­те, а руки им же свя­за­ны. Может, дождать­ся дня? День – вре­мя про­хо­дя­щее: шаги про­хо­жих, звон теле­фо­нов и стук ненуж­ной, чужой жиз­ни в свя­щен­ную дверь. Кое-как дотя­нуть до вече­ра, нака­чав­шись кофе­и­ном, несбы­точ­ны­ми жела­ни­я­ми и голов­ной болью. Вечер – вре­мя без­жа­лост­но усколь­за­ю­щее, жесто­ко-оди­но­кое, ору­щее сво­им закат­ным видом: “Всё! На сего­дня всё кон­че­но! Иди, ото­спись!” И если толь­ко ночь сми­ло­стит­ся и све­дёт нас во сне, рефлек­тор­ные чув­ства застря­нут в подуш­ке, разо­рвут, раз­ме­та­ют оде­я­ло, оста­вят постыд­ные сле­ды на про­стыне, потом заста­вят напи­сать сти­хи, сесть в маши­ну и коле­сить по голым ули­цам в неосу­ще­стви­мом стрем­ле­нии то ли уви­деть его наяву, то ли въе­хать в сте­ну – ина­че, луч­ше про­сто упу­стить эту ночь, дождать­ся сле­ду­ю­ще­го утра…

Судя по кален­да­рю, тебе ско­ро пять­де­сят. Судя по дате, сло­ва эти напи­са­ны десять лет назад, замыш­ля­ясь нача­лом боль­шо­го рома­на. Судя по часам, ско­ро ещё одна ночь. И тогда совер­шен­но непо­нят­но – нуж­но ли береж­но пере­пи­сать всё бук­ва в бук­ву, или мож­но что-то под­пра­вить, а так­же, дожи­вёт ли до утра пач­ка импорт­ных сига­рет, и не отни­мет ли кто-нибудь у меня моё огром­ное оди­но­че­ство, похо­жее на застряв­ший во рту леденец?