Мой зна­ко­мый – пти­це­лов. Поня­тия не имею, как он ухит­ря­ет­ся – целы­ми дня­ми в офи­се, где живая при­ро­да доступ­на исклю­чи­тель­но в виде скрин­сей­ве­ра во вре­мя пере­ры­ва на ланч. Но ино­гда, когда он воз­вра­ща­ет­ся отту­да, мой взгляд цеп­ля­ет­ся то за подра­ги­ва­ю­щее на ворот­ни­ке перыш­ко, то за кро­хот­ные клоч­ки пуха, при­лип­шие к рука­вам. «При­вет» с поро­га и пря­ми­ком в свой чулан, осто­рож­но, на вытя­ну­тых руках про­но­ся мимо мое­го в оче­ред­ной раз удив­лён­но­го лица раз­дув­ший­ся в неопре­де­лён­ную фор­му пла­сти­ко­вый пакет, в кото­ром ещё утром были завёр­ну­ты бутер­бро­ды. Мне за ним не то что­бы нель­зя, но луч­ше подо­ждать сна­ру­жи, и тогда зав­тра нас навер­ня­ка раз­бу­дит залих­ват­ская трель како­го-нибудь зяб­ли­ка, обжи­ва­ю­ще­го мою квартиру.

И я ста­ра­юсь как могу свить в ней гнёз­дыш­ко поудоб­нее, а всё-таки у мое­го гени­аль­но­го пар­ня это выхо­дит гораз­до луч­ше – вот он раз­ве­сил по сте­нам ноты, да так, что даже музы­каль­но не обра­зо­ван­ная я бук­валь­но кожей ощу­ти­ла эда­кое густое поле при­тя­же­ния чёр­ных глаз­ков нот к бусе­нич­ным взгля­дам птиц – как-буд­то нити натя­ну­лись меж­ду ними. А немно­го под­на­то­рев в нот­ной гра­мо­те, я про­сто обал­де­ла: то ли мой милый похо­дя обу­чил птиц (вид, мало изме­нив­ший­ся с пер­вых дней тво­ре­ния) чте­нию нот с листа (и ста­ло быть, обу­че­ние это име­ло место как мини­мум пять тысяч лет тому назад, и само-собой, мой люби­мый дол­жен был при этом при­сут­ство­вать), то ли уго­во­рил их запи­сать свою пере­клич­ку на нот­ной бума­ге. Думаю, что всё-таки веро­ят­нее вто­рое, да вот толь­ко как все эти листоч­ки уле­те­ли в нача­ло восем­на­дца­то­го века, спле­лись под назва­ни­ем «le rappel des oiseaux», ока­за­лась в руках у Рамо и уже в таком виде вер­ну­лись в мою хре­сто­ма­тию для муз­шко­лы – спро­си­те сами, при­чём луч­ше у Рамо. В чём я совер­шен­но уве­ре­на и знаю точ­но – пти­цы его любят не мень­ше чем я. А вот он их? И меня? Мы валя­ем­ся на диване перед теле­ви­зо­ром, рабо­та­ю­щем без зву­ка – вокруг и так всё запол­не­но щебе­том щег­лов, сви­ри­сте­лей, коноп­ля­нок, сквор­цов, жаво­рон­ков, синиц, чижей, сне­ги­рей и дроздов.

– Инте­рес­но – спра­ши­ваю – а как ты меня назы­ва­ешь, когда бол­та­ешь с друзьями?

– У тебя же есть имя, при­чём клё­вое такое.

– Не, ну пош­ло­сти у нас бой конеч­но, а то вот как в ста­ри­ну: «супруж­ни­ца моя» – про­мур­лы­ка­ла я.

– Пони­ма­ешь, по сути (если ты на тему «давай поже­ним­ся»), это как пой­мать пичу­гу, и, толь­ко из-за того, что она кра­си­вая и чудес­но поёт, запе­реть в клет­ке, накрыть плат­ком да и тас­кать с собой повсю­ду. По-мое­му, про­сто зло злю­щее и за птич­ку обид­но, не?

– А как же все твои пер­на­тые? – тихо, что­бы не услы­шал, спрашиваю.

– Ты о чём, подруга?