Вовсе и не крокодил (облегчённо подметил он), а довольно теплокровная девушка за столиком напротив, кутаясь в воротник ангорки и выпростав руку из уже растянутого, с начинающимися залысинами, рукава, строчила в телефоне (пока) неизвестно что и (так и останется) неизвестно кому. В этой дыре, уже как пару веков тому потерявшей свой блеск, ему предстояли два месяца незабываемых каникул. Наконец обретённую свободу подпитывали мечущиеся в броуновском движении туристы, стайки затянутых в чёрное правоверных девственниц, да ироничные жандармы с карманными термосами то ли кофе (вполне законно), то ли коньяка (скорее всего). Раздолье и непринуждённость ограничивали разве что насущные потребности, поэтому ещё накануне вечером он предусмотрительно договорился с хозяином бистро и получил от того клятвенные заверения (хотя и на самом фривольном из языков мира) в готовности каждый божий день предоставлять чашку горячего шоколада по утрам и «крок мадам» до одиннадцати. Для избавления от более деликатной нужды требовались лёгкость, естественность, простота, непринуждённость и, возможно даже, развязность. Отчаявшись от отсутствия вышеперечисленных качеств, он бегло просканировал закуток и подошёл к единственной обнаруженной цели – ангорке: «Останешься со мной до пасхи, хорошо?». «Договорились, – не отрываяся от телефона, – дай мне только три минуты». Блаженство последующих дней (ночи вынесем за скобки) с лихвой превзошло его шальные фантазии – те ранее неуловимые, единственно правильные слова теперь находились с лёгкостью, услужливо оказываясь в нужный момент под рукой и выстраиваясь в стилистически складные, подчас даже симпатичные зарисовки. Их героями становились то галдящие на неведомых наречиях туристы, то сверкающие в прорези никаба «очи чёрные», то бестолковые полицейские, выслеживающих чьих-то жён в отместку ушедшим собственным. Сюжеты неизменно вились вокруг да около занюханного бистро и «смутного объекта желания». Муза (она же главный протагонист) по вечерам (и в записках, и в снятом на двоих номере) занимала свою излюбленную позу «да шли бы вы все» в усталом кресле и, стараясь подавить то и дело накатывающий зевок, с видимым участием слушала круговое развитие фабулы. «Круто! – резюмировала ангорка в последний вечер, – А не собрать ли тебе из этого, признаю, красивого, но лоскутного одеяла роман?». За шелестом спешно пакуемых тетрадей, клочков бумаг, разрозненных листочков и прочих исписанных вкривь и вкось новоприобретённых богатств, расслышать музу не представлялось возможным. Урожайные каникулы позади, и только книжная лавка в зале отлёта взывала к должному проявлению солидарности. «Роман с писателем» значилось на обложке бестселлера месяца. Раскрыв форзац, он растерянно уставился в фотографию симпатичной девушки в ангорке; его опешивший взгляд пробегал по хвалебным строкам рецензии: «Основанный на реальных событиях роман, написанный в духе времени не на стопке бумаги, а не мобильном телефоне, поражает читателя своей открытостью…»