Ста­рый чер­кес со ста­ка­ном кофе появил­ся неожи­дан­но, в тот самый момент, когда моя тарел­ка без­на­дёж­но опу­сте­ла, и, поста­вив кофе на стол, выжи­да­тель­но уста­вил­ся на меня. Впро­чем, не такой уж и ста­рый, про­сто рано облы­сев­ший, как это доволь­но часто слу­ча­ет­ся у южан, и на самом деле види­мо, немно­гим меня стар­ше. Сколь­ко же ему дать на чай за рас­то­роп­ность, про­фес­си­о­на­лизм и преду­га­ды­ва­ние жела­ний? Как ни стран­но, он мед­лен­но опу­стил­ся на стул, сев точ­но напро­тив меня. Конеч­но, забе­га­лов­ка полу­пу­ста, и сто­ять часа­ми, при­ту­лив­шись к кося­ку кух­ни скуч­но, но всё же стран­но­ва­тое запа­ни­брат­ство для восточ­ных муж­чин. Навер­но, чае­вые при­дёт­ся удво­ить. Пере­став пялить­ся на меня, он пере­вёл взгляд на мой блокнот.

– Что ты пишешь?
А‑а, вот в чём дело! Види­мо, поду­мал, что я из нало­го­вой. Вид мой и в самом деле не то что­бы не слиш­ком под­хо­дил месту, а рез­ко шёл с ним враз­рез: очки в тон­кой титан­ке на блед­ном даже в полу­мра­ке лице, фут­бол­ка с зага­доч­ной для мест­ных над­пи­сью foileschtik и ещё не вывет­рив­ших­ся окон­ча­тель­но Yohji Yamomoto – всё это из рук вон пло­хо впи­сы­ва­лось в аро­мат лука, кеба­ба и нескон­ча­е­мо тле­ю­щих нар­гил.
– Так что ты пишешь?
– Ниче­го осо­бен­но­го, это я для себя. Так про­сто, малень­кий рас­сказ.
– Можешь про­чи­тать?
Нет, пожа­луй, я ему чае­вых и вовсе не дам. Всё, что мне было нуж­но, это ско­ро­тать вре­мя, точ­нее, убить его, а ещё точ­нее, пере­ве­сти дых после той невра­зу­ми­тель­ной пере­пис­ки. Дух упор­но сопро­тив­лял­ся, и луч­шим спо­со­бом его сло­мить мной был выбран ужин в ливан­ской едальне. И вот теперь нате вам – вытря­хи­вай все свои инти­мы офи­ци­ан­ту-при­ли­па­ле. А ну и пусть его:

Аку­сти­ка выше вся­ких похвал – “…to be my lawfully wedded husband” отска­ки­ва­ет от высо­чен­ных белых стен, воз­но­сит­ся к неуло­ви­мо­му голу­бю под купо­лом, отту­да сры­ва­ет­ся прон­зи­тель­ным “to have and to hold, from this day forward” к мно­го­слой­ным вит­ра­жам, вме­сте с пёст­ры­ми сно­па­ми све­та отра­жа­ясь на зве­ня­щих орган­ных тру­бах, повто­ря­ю­щи­ми натуж­ным эхом “for better, for worse, for richer, for poorer”, сте­кая с широ­ких хоров, рас­пол­за­ет­ся по тём­ным углам таин­ствен­ных при­де­лов, кру­жит­ся и вновь наби­ра­ет мощь “in sickness and in health”, несёт­ся рико­ше­том сре­ди мра­мор­ных изва­я­ний, застыв­ших вдоль цен­траль­но­го нефа и воз­вра­ща­ет­ся к помо­сту упря­мым “until death do us part”. Кажет­ся, он даже не дал ей дого­во­рить, поры­ви­сто при­тя­нув к себе и закрыв рот поце­лу­ем. С алта­ря на меня направ­ле­ны два взгля­да: один – устав­ший Иису­са Хри­ста с рас­пя­тья, дру­гой – её из-под вуа­ли, отча­ян­но про­ся­щий закон­чить фра­зу за неё: “until death do us part” под­ска­зы­ваю я, под­со­зна­тель­но ковер­кая смысл местоимения.

Дослу­шав, чер­кес пере­вёл взгляд на мой мобиль­ник.
– А она что пишет?
Навер­ное, в его цели не вхо­ди­ло меня оша­ра­шить, и он доба­вил:
– Пони­ма­ешь, у меня про­фес­си­о­наль­ная память. Вы захо­ди­ли сюда весен­ним утром несколь­ко лет назад. И были страш­но голод­ные
– Да, было очень вкус­но (моя нев­по­пад и кри­во встав­лен­ная лесть не поме­ша­ла)
– Знаю после чего быва­ет такой голод и такой вкус. В тот день вече­ром, вер­нув­шись домой с рабо­ты, я рас­ска­зал о вас жене. Она обо­жа­ет слу­шать мои исто­рии, и я их соби­раю для неё. Так что она напи­са­ла тебе?
– Отку­да вы зна­е­те, что она что-то напи­са­ла?
– Дав­но живу на све­те, и видел ребят в фут­бол­ках foileschtik, гло­та­ю­щих чили – помо­га­ет делать вид, что слё­зы от пер­ца. Итак?
Девать­ся неку­да. Остав­лю на чай круп­ную банк­но­ту. Про­тя­нул ему мобиль­ник. Пово­див заско­руз­лым паль­цем по экра­ну, он мол­ча вер­нул мне аппа­рат, под­нял­ся со сту­ла и отпра­вил­ся на кух­ню, оста­вив меня ни с чем. Но ока­за­лось нена­дол­го: вер­нул­ся, при­не­ся ещё один кофе, на этот раз поче­му-то не в обыч­ном ста­кане, а в кро­хот­ном араб­ском напёрст­ке, и поста­вил его на то место, за кото­рым сидел рань­ше.
– Она писа­ла, что хочет пой­ти с тобой выпить кофе. Ты при­шёл один – решил, что пить кофе ты можешь и сам. Но у тебя это очень пло­хо полу­ча­ет­ся. Зря ты нахо­дил отго­вор­ки и отка­зы­вал­ся. Вот её чаш­ка, а ты сиди теперь и молись, если уме­ешь, что­бы при­шла. Когда это слу­чит­ся, я смо­гу рас­ска­зать жене про­дол­же­ние той исто­рии – пусть она при­зна­ет, что я не выдум­щик, ведь она не пове­ри­ла, что люди могут так смот­реть друг на дру­га. При­ят­но­го вече­ра. Чае­вые оставь себе.